Печать

[БалашоверЪ]

Дарья Федорова — студентка Британской высшей школы дизайна и автор проекта «Путешествие человеческого микробиома», в рамках которого она взяла на анализ смывы с икон из московских церквей. The Village поговорил с ней об идее эксперимента, чувствах верующих и выводах, к которым она пришла.

Первые творческие проекты

C детства мне было близко все, что связано с медициной. У меня был микроскоп, и что только я в него не разглядывала, кровь у себя брала, слюну, кожу. Но в школе у меня не пошла химия, и от идеи поступать в медицинский я отказалась. В итоге я поступила в «Британку», где в первый год обучения нам нужно было придумать концепцию своей выставки и создать какой-то продукт для экспозиции. Сначала я хотела со всего, к чему прикасаюсь в течение дня, собрать микроорганизмы и составить карту своих рутинных перемещений. В итоге на выставке у меня был лайтбокс с фотографиями культур в чашках Петри.

На следующий год я начала работать со слепками и выделкой мицелия, то есть грибницы: заливала культуры силиконом, а потом гипсом, он очень четко передавал все детали и рельефы, и я любовалась тем, какие эти культуры разные — волосатые, липкие, тягучие, обтекаемые, угловатые, извилистые, длинные, короткие — и они все вместе. Мицелий я очищала, сушила, выделывала, как скорняк, и получалось подобие кожаного папируса, из которого можно было делать поделки или использовать как бумагу.

А потом я решила снять слепок со своего лица, залила питательной средой — и получилось мое лицо, густо заросшее разными организмами. Я связалась с Американской ассоциацией микробиологов, она запостила мое лицо в соцсетях, а через некоторое время я получила гневное сообщение от одной художницы с обвинением, что я украла ее идею и ее хлеб.


Слепок с лица, заросший микроорганизмами

Идея эксперимента с иконами

Мысль посмотреть на то, что остается на иконе после поцелуев верующих, но скрыто от наших глаз, возникла совершенно случайно. Я просто подумала, что круто было бы собрать образцы с икон из разных церквей, вырастить эти микроорганизмы и визуализировать. Я верю в Бога и в то, что каждый человек и есть Бог, а значит, и в людей я верю.

Каждый сам выбирает, во что верить. Лично для меня гораздо важнее обращение внутрь себя, в свой собственный храм. Это взращивает чувство ответственности перед самим собой. Ты стоишь и молишься, вдыхая ладан, а через пару часов идешь грешить как никогда. Это неправильно и лживо, в первую очередь по отношению к себе. При этом я верю в то, что есть что-то, нам неподвластное. Во мне всегда борются темы сверхъестественного и реального. Меня влечет к антинаучному, но в то же время я против этого. Я засеиваю чашки Петри, разговаривая с невидимыми организмами, зная, что они слышат меня. Эти противоборство и контрастность ощущений в том числе породили идею этого проекта.

Мне посчастливилось найти единомышленника — научную сотрудницу из лаборатории, которая вместе со мной ходила по церквям. Изначально я хотела сравнить смывы с икон из храмов в центре города со смывами из более отдаленных и не очень посещаемых, но это вылилось бы в недельное путешествие, а мне хотелось поскорее начать работать с материалом. Поэтому мы просто приехали на «Третьяковскую» и заходили во все попадавшиеся нам на пути церкви.


Fusarium, Aspergillus, Cladosporium, Penicillium, ряд неидентифицированных бактериальных колоний

Как собирали образцы

Сначала мы вызвали недоумение: какие-то непонятные люди с длинными ушными палочками пришли в церковь что-то собрать. Мы решили подойти к служительнице и спросить разрешения взять бактериальный анализ, хотя понимали, что эта идея была обречена на провал. Она посмотрела на нас испуганным взглядом, тут же взяла дезинфектор и салфетку, поняв, что нужно пойти и срочно протереть стекла, и отправила нас за благословением на этот анализ к батюшке.

Батюшки в храме не оказалось, выяснилось, что будет он только через неделю, но мы были настроены решительно и ждать не собирались. У меня уже в одном рукаве был шприц с физраствором, в другом — тупфер и камера наготове. Мы обратились за разрешением к охраннику, который ответил, что наши эксперименты потом выльются в эксперименты с ним, и выпроводил нас с богом. После этого мы решили просто заходить в церкви и, не спрашивая разрешений, брать смывы. Потому что, если я это стекло целую, я имею право знать, что на нем. Тем более что эти следы видны невооруженным взглядом — на одной из икон был даже блеск для губ.

Задача эксперимента

Целью нашего эксперимента не было показать, что церковь — это одна большая бактерия. Этот проект не отрицает Бога, он о вовлеченности людей. Понятное дело, что вера тех, кто каждый день ходит в церковь, сильнее мысли о том, что икона грязная. Моя напарница сама целовала иконы в церквях. После проекта сказала, что в следующий раз дважды перед этим подумает.

Во времена эпидемий иконы считались разносчиками инфекций, и церкви закрывали. Но разносчиком инфекций может быть и вино. Когда ты приходишь на причастие и стоишь в очереди из 20 людей к кагору, ты выпиваешь уже не кагор, а слюни этих 20 людей, допиваешь лжицу, а потом ты целуешь руку — с рук я тоже хотела брать анализ.

К тому же мне был интересен и круговорот людей, где икона выступает как его центр. Этот эксперимент — еще и попытка запечатлеть ситуацию, настоящий момент. Служительница подошла к стеклу и все это смыла, все следы исчезли, потом эти микроорганизмы набираются на нем снова, и так до бесконечности, пока есть образ церкви и иконы. Я просто подумала о том, что передо мной мог кто-то поцеловать икону, оставив свой материал, жидкости на стекле, а через пять секунд к ней подошла я, забрав микроскопические частицы себе. Понятно, что так можно сказать обо всем: никто и ничто не стерильно.


Bacillus cereus с иконы Преподобного Сергия


Staphylococcus aureus с иконы Воскресения Христа


Micrococcus luteus с иконы Серафима Саровского

Какие бактерии живут на иконах и опасны ли они

Всего мы обошли шесть церквей Замоскворечья и взяли смывы с десяти икон: Преподобного Сергия, Воскресения Христа, Серафима Саровского, Святой Елисаветы, Божией Матери, Крещения Господня, Спиридона Тримифунтского, «Неупиваемой Чаши». Когда мы только начали высеивать в лаборатории, было много неудач, ничего не росло — мы даже подумали, что это святые микроорганизмы, которые просто так нам не дадутся. Потом повторно засеяли на нескольких питательных средах, пошел рост, и мы все-таки идентифицировали микроорганизмы. Большинство из них условно-патогенные организмы: стафилококки, стрептококки, синегнойные палочки, кишечные палочки.

Micrococcus luteus — вид грамположительных неподвижных бактерий-кокков. Их роль в возникновении заболеваний минимальна.

Neisseria sicca — считается нормальным обитателем носоглотки, но известно, что эта бактерия способна вызывать сепсис, пневмонию, воспаление сердца, мозговых оболочек и другие заболевания у ослабленных больных.

Bacillus cereus — вид грамположительных, спорообразующих почвенных бактерий, вызывает токсикоинфекции у человека.

Bacillus subtilis — сенная палочка, вид грамположительных спорообразующих аэробных бактерий, представителей рода бациллы (Bacillus). Может вызывать острый гастроэнтерит. В группе риска находятся новорожденные, ослабленные, дети с иммунодефицитными состояниями, а также больные со злокачественными новообразованиями.

Staphylococcus aureus — золотистый стафилококк, наиболее патогенный вид стафилококков, возбудитель гнойно-воспалительных поражений у человека, инфекций кожи и мягких тканей.

Pseudomonas aeruginosa — вид грамотрицательных подвижных палочковидных бактерий. Обитает в воде и почве, условно-патогенна для человека, возбудитель нозокомиальных инфекций. Лечение таких инфекций сложное, ввиду высокой устойчивости к антибиотикам.

Escherichia coli — кишечная палочка, вид грамотрицательных палочковидных бактерий, широко распространенных в нижней части кишечника теплокровных животных.

У нас даже было подозрение на сибирскую язву, но в итоге это оказалась родственная ей палочка. Мы не нашли ни сифилиса, ни каких-то жестких патогенов. Конечно, я не врач, чтобы делать выводы о том, насколько обнаруженные микроорганизмы опасны для здоровья, но, если у тебя слабый иммунитет, они могут навредить. А то, что иконы не стерильны, — факт. Было бы здорово, если бы люди, как в спортзале после тренировки, протирали за собой иконы салфеткой с дезинфектором. Ведь это про отношение к ближнему, а христианство учит любви к нему.

Даже если я захочу выставлять где-то фотографии и результаты этого эксперимента, за это вряд ли возьмутся, потому что, скорее всего, мою работу воспримут как открытую провокацию. Хотя это могло бы быть выставлено и в церкви — как проект, демонстрирующий жизнь в церковной среде, вместе, например, с информацией о составе ладана, который опьяняет прихожан за счет ацетата инценсола, входящего в состав. Я была в Японии в храме Сэнсо-дзи, где есть обряд омовения, при котором благовония тебя абсолютно реально накуривают. Так же и с ладаном.



Как художника воспринимают ученые

Я не медик и могу позволить себе делать что-то неправильно, мое поведение в лаборатории оскорбило бы ученого. Большинство моих идей были бы осуществимы, если бы я была научным сотрудником. Дилемма для меня заключается в том, что я не хочу в лабораторию на полный рабочий день, она мне нужна только для реализации художественных идей, как и экспертиза ученых.

Наше научное сообщество оказалось глухо к моим просьбам об участии. Я приносила им свои наработки, зарисовки, идеи, связанные, например, с клонированием, но так и не нашла заинтересованного человека, который поверил бы в них так же, как я. Я приходила за питательной средой для проекта с лицом на кафедру микробиологии одного института, где надо мной просто посмеялись и предложили прекратить вообще всем этим заниматься. Но когда ты встречаешься с отказом, критикой или насмешками, это тебя еще больше мотивирует. Но я мечтаю о том, чтобы была какая-то большая спонсируемая сайенс-арт-лаборатория в Москве с современным оборудованием, куда бы могли приходить художники и совместно с учеными работать над своими проектами. Я верю, что художник способен совершить открытие, потому что он лишен рамок научного метода.

Новые идеи

Я планирую продолжать свои эксперименты. Есть разумная слизь, которая умеет передвигаться. Она называется Physarum polycephalum, состоит из протоплазмы, питается бактериями, подгнившей древесиной и овсянкой, живет в лесу и не любит свет. У нее нет мозга, но ведет она себя как разумная. Японцы ставили с ней много экспериментов и выяснили, что с ее помощью можно проектировать сети дорожных коммуникаций — она воспроизвела схему токийских железных дорог всего за несколько часов, лучше многих инженеров. Я ходила по лесам и пыталась ее найти, но не обнаружила и теперь ищу другие варианты. Ее можно вырастить в метрового комнатного питомца. В ближайшее время займусь этим.

Источник: The Village